- "Лакей"; прежде служил "буфетчиком у господ". "Человечек низенького роста, плешивый, лет пятидесяти, с проседью на редких волосах, оригинальной, даже смешной наружности". У него был "маленький, едва заметный, величины и цвета вишни, нос, голубые, без всякого оттенка, глаза", с "почти несомненною печатью наивности, граничащей с глупостью" и "яркий старческий румянец на щеках". В. носил "розовые и голубые шейные косынки, вышитые манишки с розовой подкладкой, цветные воротнички. В кармане держал миниатюрное зеркальце с гребенкой" и старался "собрать жидкие коволос с затылка и висков воедино". Вообще, был "кокетлив: проходя мимо зеркал в комнатах, непременно поглядится в них и иногда улыбнется". Явившись наниматься на место, "поклонился, кокетливо шаркнув ножкой, которую тотчас поднял немного, и прижал к другой ноге"; "шмыгал" "по комнатам, как воробей, ступая на одну ногу легче, нежели на другую, едва касаясь ею пола"; "делал это, чтоб придать своей походке некоторую грацию". Был не только грамотен, но даже "прикосновен к литературе". Привез с собою "какие-то старые полуразорванные книги ("тут были и календари", и "книги духовного содержания", и "старый-престарый песенник", и "какая-то хрестоматия без заглавия"), с остатками переплета или вовсе без переплета; иные в листах, пожелтевших от времени и употребления". Читал "нараспев", "с амфазом, почти всхлипывая, стихи". Среди книг, на полке, В. хранил "тетрадку" с кривой надписью: "Сенонимы". В ней "попарно, иногда по три слова", "тем же кривым" почерком написаны были однозвучные слова. Например, рядом стояли: "эмансипация и констипация", далее "конституция и проституция", "тлетворный и нерукотворный", "нумизмат и кастрат", и так без конца. По объяснению В., синонимы - "это похожие друг на друга слова". Этому научил его "ученый дьякон Еремей". - "Вот когда я, - рассказывал В., - завел эту самую тетрадку и стал записывать туда из книг непонятные похожие слова, я и спросил его, что, мол, значат похожие друг на друга слова? Он и говорит "сенонимы, говорит, это называется". Я так и записал и заношу туда такие слова". Сам В. "читал все больше из хрестоматии Греча или другое что-нибудь, лишь бы звучное и малопонятное ему", и "не любил понимать, что читает". - "Если все понимать - так и читать не нужно: что тут занятного!" "Иные слова понимаешь - и то слава Богу". Когда барин, желая прочесть В. что-либо ему понятное, выбрал из хрестоматии стихи Шишкова, В. заметил: "Это каждый мальчишка поймет или деревенская баба!" - "Прочитал раз, понял да и бросил: что ж тут занятного?" - "Вы, может быть, и Покалипсис понимаете?" - едко спросил он y барина и, получив утвердительный ответ, "завизжал пронзительным смехом". По мнению В., понимать Апокалипсис "никто не может". "Дьякон или священник всю жизнь церковные книги читают - кому бы понимать, как не священнику? А, вот, никто не понимает". "Один только святой схимник был: он в киевских пещерах спасался, - тот понимал. Один!" Вмешательства в свои дела В. не терпел: "Это мои дела, а не ваши!" - говорил он барину, хотя вообще был "очень учтивым, исправным, хорошо выдрессированным слугой", "непьющим и честным". Исполнял свою должность аккуратно", "очень редко отлучался со двора" и у него "почти не бывало гостей". О самом себе был высокого мнения и места выбирал себе такие, где все "благородно и деликатно" и не желал жить "с необразованным мужичьем". - "Эту дрянь, - ведь она мужичка, - плетьми мало сечь!" - отзывается он о девушке, которой сам же надоедал своими ухаживаньями. "Несмотря на свои пятьдесят лет слишком", В. был - "отчаянный Дон Жуан" и "селадон". "По просьбе барышень", посреди сарая, "закинув голову вверх, разряженный в желтые нанковые панталоны, черную плисовую жакетку, в розовом галстухе и с желтым цветком в петлице", В. "разливался сладким тенором"; он "закатывал глаза под лоб", разводил "далеко в стороны руками и притоптывал": "Во селе-селе Покровском, среди улицы большой... Разыгра-а-ались, ра-асплясались де-евки кра-асны меж со-обой"... По словам девушки, В. ей "прохода не дает": "как встретит на лестнице, сейчас начнет глупые камплименты говорить, зовет на чашку щеколаду, - поди да поди к нему сюда!" Какие-то невзрачные женщины - землячки, по объяснению В., посещали его; сам В. писал такие любовные посланья: "О, милое творенье, прости мне восхищение, Лизок, голубочка, ангел, чмок, чмок, чмок тебя. Приди, серафима моя, на второй двор под ворота. Принесу гостинцев много, много, и подарочек, чмок! чмок!" По словам Анны Прохоровой, В. "самый низкий мужчина: он все таскается под окнами у них и кокетничает с ее мастерицами. мешает им и делает разные низости". На девиц вообще поглядывал "сладостно, как сатир"; даже когда y барина бывали в гостях дамы, особенно молодые и красивые, В. как-то суетливо лебезил и, подавая чай, фрукты, кокетливо поджимал ножку, шаркал, приподнимался на цыпочках, чтоб придать себе росту, взглядывал мимоходом в зеркало, украдкой зачесывал пальцами волосы с затылка. Когда В. замечал, что над ним смеются, он "злобно краснел и бросал" "кругом себя гневные взгляды". Когда же обиженная им девушка пришла жаловаться барину на обхождение В., он заметил ей: "Такие дряни, как вы, должны за счастье почитать, если с ними благородно и деликатно обращается этакий кавалер!" - "Он поднялся на цыпочки и начал руками собирать с затылка волосы на макушку". Услыша смех барина, В. "ощетинился, как зверь, злобно посмотрел на него, хотел что-то сказать, но удержался". "Хорошо-с, я сделаю, - ядовито сказал В.: - будут они довольны! Если бы она, эта Прохорова, не беспокоила вас (барина), а со мной поговорила бы благородно и деликатно - я бы и ничего, отстал бы! А если она полезла к вам да еще грозит мне, так нарочно, назло ей буду ходить, буду, буду, буду!" "Я же ей, дряни этакой: погоди она у меня!" - ворчал В., "уходя к себе и потрясая кулаками". Донжуанство В. закончилось полным поражением: В. "измятый, с разорванным платьем, с расцарапанным лицом, удалился, при общем хохоте дворни, к себе в комнату". - "В этом разбойничьем доме я и дня не проживу. Еще убьют, чего доброго! Позвольте расчет и паспорт..." "Позвольте мне паспорт, - настойчиво повторил В. - Я сейчас извозчика приведу и уеду". Он сам озаботился приискать себе временного заместителя и, получив расчет, "прослезился". Однако на замечание барина, что, конечно, после этой истории В. "больше за женщинами ухаживать" не станет, возразил: "Как можно! Стану-с. Только не с таким необразованным мужичьем, как здесь".